О Булгакове и не только
Биографические документальные и эпистолярные книги пришли в мою жизнь в определённый момент. Наш поселковый быткомплекс на ул. Полосухина стали выселять. Среди выселенных организаций была шахтная библиотека. Однажды я встретил нашего библиотекаря Валентину Ивановну, которая попросила меня перенести из старого помещения мешок книг, пообещав расплатиться со мною списанной литературой. Я перенёс два мешка книг в новое помещение на улице Переясловской, за что был вознаграждён книгами с критической литературой авторства Жирмунского, Эйхенбаума и даже критических статей Исаковского. Несколькими поэтическими книгами, среди которых точно помню была первая и единственная книга Виктора Мануйлова и двухтомник Брюсова. Но самой главной книгой, которая в некотором смысле поменяло моё эстетическое мировосприятие – «Дневники Елены Сергеевны Булгаковой». Именно с того момента я заинтересовался не только творчеством писателей, но и обстоятельствами их жизни. После этого я много перелопатил подобной литературы, но книги о Булгакове – это особая статья. Теперь у меня есть дневники Любови Белозерской, книга Мариэтты Чудаковой, да и «Алмазный мой венец» тоже зацепил Синеглазого…
Булгаков – это особый пласт моего мировосприятия. О Михаиле Афанасьевиче можно говорить часами, не только как о литературной величине, а вообще как о человеке трудной судьбы, о его месте в жизни. Выдержки из дневников его жён, его письма, его произведения – не могут не вдохновлять. У меня много любимых писателей, и так же, подобно Булгакову, я обожаю Мольера и Гоголя, но ни один писатель так не вдохновлял меня, как Синеглазый (вот разве только мовизм Валентина Катаева находится где-то рядом).
Михаил Афанасьевич – простой мальчишка с Андрееевского спуска, который заставил содрогнуться от восхищения весь мир, он словно зелёный фонарь на причале, который притягивает, зовёт, ждёт каждого, отозвавшегося на этот свет.
В 60-е годы поэт Евгений Сердинов написал такое стихотворение:
Буди комбайн молчанье вековое,
Ты, уголёк, с шахтёрами сдружись!
Ты будешь жить, как выйдешь из забоя
Короткую, но пламенную жизнь!
Жизнь Булгакова была по-сердиновски угольной – именно короткой, но пламенной! Как мало прожито, как много пережито! Сегодня в день рождения Мастера хочется помолиться о незабвенном р. Б. Михаиле.
Вдогонку стихи с намёком на Мастера.
БАНГА
Когда я брал очередной редут
И строки шли разрозненно и туго,
Уже хлестала призрачная вьюга
Мою судьбу, был ветер зол и лют.
Не верилось, что и за мной придут,
Казалось, что ещё крепка подпруга,
Но рядом не было тебя как друга…
Надежда, вера и моя Любовь
Расплылись, как несмелые туманы,
Сперва мне это показалось странным,
А после в сердце укололо вновь.
Судьба шептала: «Ты не прекословь,
Ищи лекарства от душевной раны!»
Но всё казалось безнадёжно бранным.
Быт погрязал в тревожных лапах сна,
Я духом вырывался из печалей,
Порой казалось, я опять вначале.
Но впереди, от долгих бурь красна,
Вставала судьбоносная весна,
И снег разлуки падал за плечами…
Я промолчал тебе вослед. И ты смолчала.
СВИДАНИЕ
Михаилу Бул.
Мой вечный, близкий и далёкий город,
Трепещущий, как обветшалый стяг.
Пугающ ты, твой мир по шву распорот...
Но в памяти ещё твой образ дорог –
Пристанище поэтов и дворняг.
О, странный город, спорящий с судьбою,
Ты одряхлел и сердцем, и душой.
Перед отметкой года нулевою,
На мостовой стою изгой изгоем,
Смотрю на дом, теперь уже чужой.
Что прошлое терзать, какой в том прок нам?
Но отчего так яростно в груди
Воспоминаний боль горит жестоко?
Стою напротив, вглядываясь в окна,
К парадному не смея подойти.
ТЕЛЕГРАММА
Михаилу Бул.
Уставший раб хандры и стрессов.
Нет за плечами ни-че-го,
Надежды поросли травой.
Но он упорно правит пьесу,
Которая добьёт его.
Последний акт, сгущая тени,
Он тонет в раздвоенье дум.
А мысли каплют в пустоту,
И нет надежды, что на сцене
Увидят зрители «Батум».
Но ни отчаянья, ни стона,
Пока крепка сознанья нить,
Он должен этот акт добить...
Чтоб в лоне мягкого вагона
Повестку смерти получить.
* Михаил Бул - один из псевдонимов Михаила Афанасьевича в "Гудке".
