Почтенный Саша Савенков!

"Мои друзья всегда идут по жизни маршем..."

В. Цой

Честно признаться, я устал писать о своих литераторах-земляках в прошедшем времени. Доколе? Надоело жить по принципу Владимира Шахрина: «Поплачь о нём, пока он живой!», когда: «СЕГОДНЯ умрёшь, ЗАВТРА скажут – поэт!». Хочу рассказать о своих соратниках, о тех с кем шёл и продолжаю идти в одном направлении. Кто со мною здесь и сейчас! 

Итак, знакомьтесь, рассказ номер один – Александр Иванович Савенков!

«Александр Савенков родился 10 апреля 1964 года в Горловке. В 15 лет уехал на Кавказ учиться в Туапсинском гидрометеорологическом техникуме, по окончании которого служил в армии в воздушно-десантных войсках. После учился в Калининградском морском училище. Жил и работал в Крыму, на Каспии, в Прибалтике, в Москве и Донецке. В настоящее время живёт в родном городе. Более 20 лет посвятил профессии строителя». Вся эта скудная информация является традиционной биографией Александра Ивановича в изданиях, на сайтах с его стихами. Скупая, холощёная, за которой, видит Бог, никак не просматривается личность поэта. Вернее, Поэта!

     Искони бе слово… В нашем случае, сперва была авторская песня. Насколько я помню, это был московский период жизни Александра, о котором не только обывателю, но и соратникам по перу мало что известно. Стихи пришли к нему в 1998 году. С ними он и пришёл в Горловское литературное объединение «Забой». Пришёл и всех очаровал музыкой слова. У Александра настолько своеобразный поэтический слог , что даже если читатель/слушатель не может понять всей глубины образов Поэта, они не могут не увидеть/услышать удивительную мелодику языка. Эта особенная звукопись савенковского стиха ждёт ещё своих иследователей филологов и лингвистов, в то время когда мы, можем наслаждаться его текстами просто как читатели.

Поначалу в 1998 году Александр приходил на еженедельные собрания, порою читал свои стихи, но больше безмолвно наблюдал и слушал. А потом, спустя почти год он начал говорить. В смысле, начал высказываться о произведениях соратников, и тогда мои землячки поняли, что в городе помимо хорошего поэта в «Забое» появился грамотный критик-рецензент. Этот факт настолько всех огорошил в хорошем смысле слова, что его тут же на очередном собрании избрали зампопо, то бишь, заместителем председателя литобъединения по поэзии. Подобное признание в тот период расцвета ЛитО «Забой» дорогого стоило. Именно тогда шла подготовка к выпуску очередного номера альманаха «Восхождение», в котором Савенков уже был членом редколлегии. От себя добавлю, тот четвёртый номер издания – стал самым мощным номером за всю историю ЛитО.

Вот как раз в то время я и познакомился с Александром Ивановичем. К счастью, Александром Ивановичем я его называю крайне редко, для меня он – Саша, да и не только для меня. Пусть простит меня товарищ Савенков за фамильярность, но моя дочка в наших домашних беседах именует его не иначе, как Сашенька. Именно так его называет наша дорогая Людмила Ильинична Светлица в неофициальной обстановке, и это говорит о том, насколько мы его ценим, любим, уважаем. Именно Савенков, когда я делал свои первые робкие шаги в литдвижение Донбасса, приучил меня к чтению литературной критики, снабжал справочной литературой и пояснял правила сосуществования в нашей стае однодумцев.

Людмила Светлица, кстати, большая поклонница творчества Александра Ивановича и всегда его приглашала на камерные литературно-музыкальные вечера «Концерты закатов» в качестве участника действа. И эта традиция сохраняется по сей день, не смотря на то, что проект уже давно перестал существовать, но продолжает эту традицию Музыкальная школа №1, устраивая подобные концерты на большой сцене.

Как настоящий талантливый человек, Саша отличается совершенным равнодушием к печати своих стихов, к конкурсным программам. За всё время он выпустил всего одну книжку стихов, и не считает нужным продолжать эту издательскую эпопею. Да, он лауреат нескольких премий, конкурсов, но… Если его стихи участвуют в каких-то конкурсных проектах, публикуются в каких-то изданиях, то только потому, что кто-то Александра шпыняет в бок, заставляет шевелиться, а чаще всего делают это вместо него. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, у меня на столе лежит распечатка нашего поэтического альманаха «Призыв», в который я поместил стихи Савенкова, не уведомив его об этом факте. Я знаю, Саша не обидится, и даже скажет спасибо.

И участие во всевозможных союзах для него никогда не было приоритетным. И даже тот факт, что не так давно Александр Савенков стал членом СПР, я думаю это, опять-таки, «заслуга» российских друзей, которые уговорили его сделать этот шаг.

Война, как говорится в песне одного рок-музыканта, бывает первая, и больше не кончается. Стихи о военной Горловке Александра Савенкова отметились во многих изданиях и Донбасса, и России. С ними он стал лауреатом нескольких конкурсов, к которым, он, как я упоминал, совершенно равнодушен. И, тем не менее, победы во Всероссийских поэтических конкурсах сами говорят о себе.

Я не буду распространяться о его бытовых сторонах бытия, о работе строителя-кровельщика, о его взаимоотношениях с собратьями по перу… И о узах Гименея, которые были у Александра Ивановича в жизни (важно то, что сейчас с ним рядом именно его человек, его Муза). Не это главное в моей заметке, а констатация того факта, что Александр Иванович – это наша глыба! И, к сожалению, в данный момент – последняя. Как говорит Андрей Икрин: «Берегите Сашу, другого такого не будет!» Поэтому давайте порадуемся тому, что мы сейчас имеем возможность жить, сосуществовать рядом с таким Поэтом. И надеюсь, что это… надолго!

 

АЛЕКСАНДР САВЕНКОВ, г. Горловка

 

СКВОЗЬ РЯДЫ ВЕЧЕРНЕГО КОНВОЯ

 

брату

 

Падал снег…

На тёмный сад строений,

сквозь ряды вечернего конвоя

падал, не отбрасывая тени,

высотой отвесной – на земное,

падал так безропотно, безмолвно,

так по-детски смешиваясь с грязью…

Падал снег…

И наползала полночь

на идущих уличною вязью,

на осин последние наряды

у оси застёгнутых подъездов,

на огни гирлянд, фасады, взгляды,

тихо оседающие в бездны…

Падал снег…

На города и веси

как безумство – спрашивать у пыли:

и о чём молчат слова их песен,

и как много в сказках чёрной были,

над которой плавниками Млечный

в темноте, не помнящей запретов,

их сердец перебирает речи

как осколки тающего света…

Падал снег…

Бездомно, безымянно,

падшему понятный с полуслова,

падал, как единственная данность

дня сего от Рождества Христова…

Чистый четверг

Апрель истачивал снега…

С землёй, налипшей на подошвы,

хотелось броситься к ногам

цветущих верб,

грошовым прошлым

вплотную стоя к сорока…

А день струился чист и значим,

и небо в редких облаках

лакал из лужи пёс бродячий.

 

***

 

Одни средь книг, одежд и выпечки:

спиной к спине – к стене стена.

Пообрывало время ниточки,

что крепко связывали нас.

 

В альбомах близкие и дальние,

как отражения в реке,

лежат теперь воспоминания,

неразделённые ни с кем.

 

Привычней прятаться в их лирику,

но фарс и китч берут своё:

скупыми каплями пустырника

день отмеряет бытие.

 

И, отрекаясь от пристрастия

искать в кофейной гуще путь,

идёшь, как будто безопаснее

идти вот так, куда-нибудь,

 

смешной заботой беспокоиться

о днях, припрятанных  в карман:

блажен, кто рвал цветы на Троицу

и не сошёл потом с ума.

 

ЛИЛОВЫЕ  СУМЕРКИ

 

Красный  впитал  темноты  глубину,

заиндивев  от  пыли

троп,  что  упрямо  ведут  на  войну

судьбы  ковыльи.

Звезды  глядят  из  водицы  пруда

тихо,  по-жабьи,

видно,  лихие  пришли  и  сюда

вести  да  слёзы  бабьи,

 

в  дом,  что  ослеп,  как  склеп,

став  у  одной  из  тропок,

смотрит  и  смотрит  в  степь,

а  по  степи  галопом

гонят  ветра  дымы,

и  на  кургане  лысом

глупо  просить  взаймы 

счастья  из  старых  писем.

 

Бреши  темнеют  в  садах,

рядом  собаки  брешут,

зрелость  придёт  и  сюда

и  не  утешит:

в  сердце  за  ржавым  замком 

без  недостатка  хватит

долгой  печали  на  пару  веков

и  тысячу  демократий.

 

Лягут  на  днища  корзин

жалость  к  себе  да  сплетни, 

время  споткнётся  и  станет  скользить

всё  незаметней,

ворон  сорвется  с  креста  –

голубем  нищих,

горло  отыщет  косая  черта,

стиснет  и  взыщет.

 

Скомкают  голос  снежком,

заледенят  до  корки

и  если  помянут –  то  горьким  смешком,

с  красной  слетевшим  горки.