Андрей Икрин имеет вес!

Мои друзья всегда идут по жизни маршем...

В. Цой

Честно признаться, я устал писать о своих литераторах-земляках в прошедшем времени. Доколе? Надоело жить по принципу Владимира Шахрина: «Поплачь о нём, пока он живой!», когда: «СЕГОДНЯ умрёшь, ЗАВТРА скажут – поэт!». Хочу рассказать о своих соратниках, о тех, с кем шёл и продолжаю идти в одном направлении. Кто со мною здесь и сейчас!

Итак, знакомьтесь, очередной рассказ №2 – Андрей Икрин.

Андрей Николаевич Икрин родился в 1971 году в городе Горловка. Окончил Донецкий государственный технический университет. Работал на шахте им. К. А. Румянцева, в ШСМУ № 9. Ныне работает и проживает в Алупке. Стихи начал писать в школьные годы. С 1988 года печатается в периодических изданиях, альманахах, антологиях, коллективных сборниках. Литературную закалку получил в студии «Рубикон» (1988-1991гг.). С 1992 года является постоянным членом Горловского литературного объединения «Забой». С 2000 по 2005 год – заместитель председателя литературного объединения «Забой» по поэзии…  

Андрей Икрин вошёл в мою жизнь, сам того не ведая в 1997 году. Когда наша компания во дворце культуры «Стирол» увидела его на сцене, мы были пленены его обаянием и фактурной сценической осанкой. Первый взаправдашний поэт, которого я увидел! С едва заметным грассированием он бросал свои поэтические фразы в зал, подобно желтокофтскому трибуну. Это было начало.

Потом я ознакомился с его стихами в альманахах «Восхождение»  и в сборнике «Прикосновение к истокам»… Ходил на творческие вечера их молодёжной студии «Пилигрим». А потом я пришёл в литературный «Забой». Андрей к моим первым стихам отнёсся скептически.  «Так себе» – сказал он в тот раз, но когда в следующую субботу я принёс очередную подборку, он даже подпрыгнул от восторга, а позднее говорил об одном из тех стихотворений, что его должен был написать он… Сходиться накоротке мы с ним стали, когда я перешёл работать на шахту имени Румянцева, на которой Андрей работал сперва старшим механиком, а потом и электрослесарем.

В ЛитО «Кочегарка» он попал в 1988 году, и оно его не впечатлило, хотя первая его публикация прошла именно благодаря этому литобъединению. Но в том же году он попал в новопоявившуюся студию «Рубикон», в которой он «поварился» пару лет в одном котле с Ириной Шевченко, Сергеем Фесенко и Владимиром Христовым, который  был тогда у руля. Христовой, как мне кажется, очень был колоритной фигурой, несмотря ни на что, Андрей часто его упоминает, и цитирует (прям как я самого Икрина), что даже нашло отображение в стихах Леонида Костенко…

В Горловском литобъединении «Забой», которое появилось в конце 1991 года на обломках «Кочегарки» и «Рубикона», Андрей считался неудобным человеком. Он был оппозиционером, поперёк борозды, самодостаточным и самостоятельным в суждениях. Из-за своего протестного характера его подборку «выкинули» из второго номера альманаха «Восхождение» на стадии вычитки гранок (кстати, одного из самых ударных номеров за всю историю этого печатного проекта). Никогда не забуду первое моё отчётно-выборное собрание в ЛитО, когда Николай Новиков подсчитывал голоса, и посмотрев, кто голосует против (я даже не помню, что за вопрос рассматривался), увидев тянущего руку Андрея, с безнадёжностью в голосе произнёс: «А-а-а-а! Этот!» И всё равно его ценили и уважали, по крайней мере, творческие единицы самодостаточного уровня, ценили. Потому что всевозможные фрики и графоманы, которые, как мошкара набивались порою в литобъединение, его не понимали. Во всех смыслах слова не понимали. Андрей смел в художественных приёмах, его стихи кратки, но насыщенны, он не чурался и вольных стихов, но всё же чаще придерживался классической традиции. «Горе-авторы», пишущие утомительно длинно и бездарно, таких стихов не любят. Их уровень – розы-морозы, кровь-любовь, а всё, что выходит за эти пределы, для них – тьма. Для меня в нашей творческой среде стихи Андрея и Александра Савенкова были лакмусовой бумажкой, если новоприбывшие авторы ЛитО пожимали плечами, слушая/читая их тексты, то было ясно: путного из таких «ХУДОжников» слова не выйдет.

Андрей для меня – навсегда образец Поэта. Он не только пишет хорошие стихи, он их ещё и умеет читать. Он настоящий сценический поэт, умеющий держаться перед аудиторией. Трибун, который в отличие от многих соратников не пользуется шпаргалкой, читая свои произведения наизусть.

Есть, конечно же, у Андрея слабая сторона. Нерешительность. Что-то все эти годы, которые я его знаю, сдерживало его от выпуска «сольных проектов». Нет, книга собранная им ещё вначале ХХІ века существует. Руслан Гончаров, давешний друг и соратник Андрея набрал её и написал вступительную статью, а я в свою очередь сделал электронную книгу, но в печать этот проект до сих пор не поступил. Хотя новый сборник под кодовым названием «Вторая книга» приобрёл вполне реальные очертания, я уже не надеюсь подержать его в руках, как и первый.

Сейчас Андрей немного дистанцировался от городского литдвижения, но держит руку на пульсе. Слава Богу, всемирная паутина позволяет нам поддерживать связь. Он стал активнее выходить на электронные площадки, ведёт поэтическое сообщество «Золотая лампа», выкладывает произведения на сайте «Стихи.ру», участвует в конкурсах родного Донбасса и Крыма, является членом редколлегии нашего журнала «Пять стихий», а не так давно вступил в Союз писателей Республики Крым.

Считаю Андрея одним из своих маяков и просто не могу представить литературную летопись Горловки без его имени. А если я по своей простоте душевной, не понимая, что Андрей завышает мне планку, через которую я обязан перепрыгнуть, обижался на него, то это всё давно в прошлом, и надеюсь, Андрей Николаевич меня покаянного простит.

 

***************************************************

АНДРЕЙ  ИКРИН

* * *

 

Белым по чёрному – снег.

Чёрным по белому – след.

Чёрного времени бег.

Эры безвременья бред.

Жизни безудержный тлен

Серым по чёрному – миг.

Рвётся на волю из вен

Красным по белому – стих.

 

* * *

 

Петлёй на шее красный луч заката

Затянется, порвавшись в тот же миг,

И убегут, исчезнут вдруг куда-то

Воспоминанья о глазах твоих,

И о твоей таинственной улыбке,

И о моей несбыточной любви…

Отбросит ночь все слёзы и обидки,

Соединив случайно нас двоих.

 

* * *

 

Мчится пассажиром безбилетным,

Чахнет, в ожидании греша,

Прозябает в пьянстве беспросветном

В чёрных буднях грешная душа.

 

Душу очернил, увы, не уголь –

Времени безжалостный пожар,

Слава, романтизм пошли на убыль,

Что осталось? – Копоть да нагар.

 

И смешались в пепле годы, сутки,

Капитал нахален и хитёр,

Кто в почёте? – Воры, проститутки.

В нищете обманутый шахтёр.

 

СЛОВО

 

О, Боже!

Почему со мной такое?

В душе – и раздвоенье, и возня,

Светло от горя, мрачно от покоя,

И Слово снова мучает меня.

И не даёт, забывшись, притвориться

Безропотным свидетелем того,

Как в бездну наше бытие стремится,

Не веря в Бога…

И забыв Его,

В иллюзиях обманных пребывает,

Кичась свободою, которой нет…

Меня лишь Слово будит и спасает,

И в темноте даёт увидеть свет.

 

БОЛЬНОЙ С ДИАГНОЗОМ – ПОЭТ

 

Болезнь запущена ужасно,

Больной с диагнозом – поэт,

И ты надеешься напрасно –

Лекарств таких на свете нет.

Не убежать, не улететь,

Тебе уже не станет лучше,

Ты вечно вынужден терпеть

Плен рифм, эпитетов, созвучий.

Какие слава и почёт?

Все это блеф и заблужденье,

Пусть кто-нибудь один поймёт

Твои беспечные творенья,

Больной с диагнозом – поэт.

 

* * *

 

Не до стихов и не до песен –

Лишь ветер ломится мне в дверь,

Я стал тебе не интересен,

Ты мне – одною из потерь,

И не услышишь ты признаний

Моих и беспокойных фраз,

Я оглушу тебя… молчаньем –

И это ничего не даст.

 

* * *

 

Александру Литвинову

 

Ты ждал друзей, всё верил, что придут,

Но постучался в двери только ветер…

Ненужность и бесправность, неуют –

Все это ты прошёл на этом свете.

А в доме только ты и тишина,

Вид на небо прекрасен так и светел…

О, эта невозможная страна,

Опять никто поэта не заметил!

Пришла беда и стала новым днём,

Нам не сыграешь блюз дождя на флейте.

О, блудный сын, в Отечестве своём,

Ты пел своё, ты все кричал: «Убейте!»

  

* * *

 

Открыть глаза,

И двери отворить,

И свет впустить,

И стать его частицей,

Связать почти порвавшуюся нить,

И дописать забытую страницу.

Увидеть то, что долго моего

Придирчивого взгляда избегало…

Открыть глаза, хотя бы лишь всего,

Я думаю, не так уж это мало.